Новость о назначении Агапитовой в медиасообществе восприняли неоднозначно. Одни считают, что она как никто другой подходит на эту должность, так как благодаря программе изучила детский вопрос со всех сторон. Другие упрекают телеведущую в том, что она предпочла журналистике политическую карьеру. О причинах, побудивших ее занять должность детского омбудсмена, и задачах, которые ставит перед собой Светлана Агапитова на новом посту, телеведущая рассказала Лениздат.Ру.

— Это сложный вопрос, который я для себя долго решала, когда получила предложение. Я изначально понимала, что в перспективе придется расставаться, по крайней мере на какое-то время, с любимым телевидением, на котором проработала больше чем полжизни. Потом, взвесив все за и против, я поняла, что на этом поприще действительно смогу что-то сделать для детей.

— Думаю, что я должна справиться. За три года работы в программе «Детский вопрос» мне пришлось изучить весь спектр проблем, с которыми сталкиваются несовершеннолетние. Их решением я и планирую заниматься. У меня есть хорошие связи и контакты, начиная от правительственных комитетов и заканчивая общественными организациями, которые могут помочь. Нужно решить и вопросы координации тех организаций, деятельность которых связана с детьми.

Если говорить конкретно, то первое, с чем мы столкнулись, — это проблема жилья. Родители разводятся, и ребенок остается без жилплощади, потому что никто из родителей его не прописывает. Сюда же относится и вопрос обеспечения жильем воспитанников детских домов. Кроме того, уже есть несколько случаев недовольства действиями опеки, и как следствие — угроза отбирания детей. Среди главных проблем также — насилие в семье и труд несовершеннолетних. Но еще нужно понять, с какой стороны подходить к их решению: трудность в том, что таких детей непросто выявить. Я даже предложила социологическому факультету, чтобы, когда они будут проводить свои опросы, наш сотрудник ходил вместе с ними и брал таких детей на заметку с целью помочь и забрать их с улицы.

Часто, когда случаи нарушения прав выявляются, они становятся достоянием гласности. Тогда уже что-либо делать поздно, потому что дело дошло до суда. Аппарат уполномоченного, грубо говоря, и существует для того, чтобы до него не доводить. Если человек обратился в несколько мест и столкнулся с бездействием органов государственной власти, то уполномоченный как раз вправе на них повлиять, чтобы они начали наконец действовать и разобрались с ситуацией.

— Сначала мы разбираемся с каждым отдельным случаем, но по мере накопления материалов будем проводить серьезную аналитику и делать выводы, а в дальнейшем предпринимать действия на более глобальном уровне. Например, существуют такие процедуры, как внесение поправок в бюджет, можно также выступить с предложением по расширению или урезанию той или иной статьи на бюджет следующего года, поэтому мы планируем плотно сотрудничать с Комитетом по финансам и другими комитетами Смольного.

— Честно говоря, о трудностях я не думала. Сейчас отношение ко мне лично и к новому для нашего города институту защиты прав детей со стороны всех доброжелательное. Даже некоторые «злобные» блогеры, с которыми я пообщалась, пожелали мне потом успеха, потому что понимают, что институт нужен. Тем более он развивается во всех городах и субъектах Федерации. С трудностями будет связан каждый отдельный случай, так как, судя по обращениям, требуется серьезная индивидуальная и аналитическая работа. В дальнейшем мы даже думаем приглашать психолога, потому что помощь специалиста в нашей работе просто необходима.

— Во-первых, такова сама процедура выдвижения. В 1998 году, когда у нас был уполномоченный по правам детей, он находился в администрации города, а в некоторых субъектах Федерации уполномоченным вообще назначается губернатор. Но на самом деле аппарат уполномоченного — это абсолютно самостоятельный государственный орган. Я считаю, что мы не должны быть в оппозиции к действующей власти. Наша задача — не бороться с властью, а, предлагая варианты решения проблем, вместе думать об интересах детей.

— На самом деле в городе делается очень многое. Например, с теми же выпускниками детских домов. В 1990-е годы были жуткие ситуации, когда выпускник получал комнату, потом продавал ее и оставался на улице или возвращался в детский дом. Сейчас эта система более или менее отлажена: до 23 лет воспитанники детских домов сопровождаются и не имеют права совершать сделки без ведома социального работника. Изменились сами детские дома: они перестали быть закрытыми, в них пришло много прогрессивных людей. В городе появились центры помощи семье и детям. В некоторых районах они уже начали работать, но в большинстве стоят, к сожалению, пустыми, хотя специалисты вроде бы и набраны. Проблема в том, что надо найти семьи, с которыми предстоит вести работу. По идее, в эти центры будут направлять несовершеннолетних, но подросток может до них ведь и не дойти. В таком случае должна быть предусмотрена ответственность центра за того подростка, которого к нему прикрепили.

Конечно, недостатки есть, и о них надо говорить. Но, мне кажется, обозначилось позитивное направление. Нужно изучить все системные пробелы и затем организовать деятельность соответствующих органов, чтобы ребенок был под вниманием, начиная от рождения до взрослого возраста, чтобы он не оказался на улице, не находился в асоциальной семье, не подвергался насилию. Бывают случаи, когда насилие, как физическое, так и моральное, встречается и в благополучной с виду семье. А узнать об этом практически невозможно, поэтому мы нуждаемся в сотрудничестве с общественными помощниками, которые будут нас информировать.

— Это очень трудный вопрос, и здесь главное не лукавить. Если я скажу, что никогда не наказывала детей, то этому никто не поверит. Конечно же бывает, особенно сгоряча. Но затем и самому становится стыдно. А во-вторых, нельзя допускать, чтобы у малыша на тебя оставалась обида. Его нужно обнять, поцеловать и иногда даже попросить прощения, сказать, что ты его любишь. Мои малыши в четыре года уже понимают: если мама сдвинула брови и повысила голос, то надо остановиться. Не потому, что они боятся, а потому что видят, что мама сердится. Дети даже в таком возрасте все уже понимают.

— На социальные проекты сейчас решаются очень немногие, потому что они невыгодны. А если СМИ если и обращаются к социальным вопросам, то с определенной подачей. На экране появляется то, что смотрибельно, — какие-то ужасные случаи, издевательства и тому подобное. Что касается печатных СМИ, то давно наблюдается уход в скандальность. Но причины вполне объяснимы: на телевидении, как и в печатной прессе, сейчас все завязано на деньгах. Материалы должны быть такими, чтобы потом появились рекламодатели. Раньше мы не думали о том, с каким рейтингом выйдет, например, телеспектакль. Сейчас приходится гнаться за рейтингами, потому что они привлекают потенциальных рекламодателей, а соответственно деньги и возможность в будущем запускать какие-то новые проекты. Современное телевидение в основном информирует и развлекает, а думающему телезрителю этого недостаточно. Но «Россия» — все-таки государственный телеканал, и поэтому наша тема имеет право на существование.

— Сама я с интернетом подружилась не очень давно. Но мне кажется, что у него хорошая перспектива для развития. Тот же Живой Журнал: хочешь о чем-то подумать и пополемизировать, ты можешь найти нужный тебе блог. Перефразируя слова из фильма «Москва слезам не верит», можно сказать, что скоро будет один сплошной интернет. Главное, что он предполагает обратную связь. И это здорово! Если раньше мы в редакции разбирали мешки писем, то сегодня все гораздо проще.

— В первый год существования программы мы занимались отдельными случаями по детям-сиротам: показывали конкретные примеры приемных семей, детей с трудными судьбами. Тогда речь шла о решении проблем конкретного маленького человека. Мы ходили в соответствующие органы, чтобы предпринимались необходимые меры. Это, наверное, и была преамбула моей новой должности. Сейчас в программе мы больше говорим об общих проблемах, таких как профессиональное образование, молодые учителя, развитие речи у малышей и др.

— У Валерия вообще позиция быть против всего. Я не обижаюсь, потому что он имеет право на свое мнение. Но понимаю, что он, например, вряд ли бы пошел, как и другие мои коллеги, на подобную должность. Я считаю, что журналист может многое сделать на административной работе. В первую очередь благодаря тому, что умеет системно мыслить. Он может предложить некий творческий подход к решению той или иной проблемы, обладает коммуникабельностью, способностью выслушать собеседника, умением вести диалог. Думаю, все эти качества, присущие нормальному журналисту, могут пригодиться и принести пользу.

— Конечно, не означает. Я плохо себе представляла, что такое должность чиновника, и до сих пор не в полном объеме представляю, с чем столкнусь на практике, но понимаю, что легко не будет. Потребуется много душевных сил. Но я стала уполномоченным по правам ребенка не потому, что хочу строить политическую карьеру, а потому, что хочу реально помочь детям. Я пошла по зову сердца, потому что знакома с этим вопросом изнутри. Думаю, что этот шаг был логичным продолжением моего опыта в социальной программе.

Сейчас трудно что-либо прогнозировать. Хотя думаю, что из-за нагрузки, может быть, придется отказаться от программы. Я еще не начала толком работать, а уже столько скопилось рабочих вопросов. Вместе с подготовкой программы происходит легкий завал.

— Своей главной задачей как преподавателя я считаю вызвать настоящий интерес к журналистике, потому что особенно в последние годы люди идут в эту профессию не по призванию: кто-то ради диплома, кто-то потому, что это модно, кто-то думает, что можно большие деньги зарабатывать. Из 20 студентов группы в настоящей журналистике оказываются единицы. Я стараюсь их заразить энтузиазмом, объяснить, что это самая лучшая профессия, ведь ни один представитель другой профессии не имеет таких возможностей обогатить свои знания и кругозор, пообщаться с таким количеством интересных людей. Бывает, конечно, и тяжело: когда ты с утра до позднего вечера на съемках. Но все окупается, ведь выходит твой сюжет или статья, и ты доносишь не только информацию, которую получил, а частичку своего мировоззрения, свои мысли до других людей. Особенно приятно, когда есть отклики на твою работу, потому что мы не должны оставлять людей равнодушными.