Ставропольцы все чаще жалуются на незаконные действия следственных органов

Суды края теперь станут более открытыми для правозащитников. Это стало возможно в результате подписания между омбудсменом Алексеем Селюковым и председателем краевого суда Александром Корчагиным соглашения о взаимодействии.

Уполномоченный по правам человека в Ставропольском крае Алексей Селюков

Уполномоченный по правам человека — во многих случаях последняя инстанция, куда может обратиться гражданин, недовольный действиями государства по отношению к себе или своим близким. Какие из госорганов вызывают наибольшее количество жалоб, могут ли усилия омбудсмена повлиять на качество работы правоохранителей и нужна ли стране «вертикаль власти» в правозащитной системе — об этом на «Деловом завтраке» в редакции «РГ» рассказал уполномоченный по правам человека в Ставропольском крае Алексей Селюков.
Российская газета: Алексей Иванович, заключенное соглашение между краевым судом и аппаратом уполномоченного уже не первое. Ранее были подписаны подобные акты и с прокуратурой, и с ГУВД, и со службой судебных приставов. Каковы их результаты на сегодняшний день и чего вы ожидаете от соглашения с крайсудом?

Алексей Селюков: Главное, что обе стороны, заключая такой договор, заявляют свою приверженность защите прав и свобод человека, и то, что человек с его правами и свободами является главным приоритетом в работе.

Со стороны уполномоченного выгода от подобных соглашений в том, чтобы наши обращения к руководителям ведомств доходили до адресатов, замечались ими. На мой взгляд, и судьям, и следователям совсем нелишне услышать профессиональную точку зрения по тому или иному делу перед принятием важного и часто неоднозначного решения. Ведь, несмотря на существующие законы и кодексы, выводы о привлечении человека к уголовной ответственности приходится делать конкретному судье или прокурору. И потому чем больше предложено точек зрения, тем легче выбрать верное решение.

РГ: Евгения Лымарина из Кисловодска интересуется, насколько востребованным оказался институт уполномоченного в крае и сумел ли добиться ставропольский омбудсмен позитивных сдвигов в отношении государства к гражданам?

Селюков: Рекордным по обращениям был 2005 год — письменных заявлений получили 2020, устных жалоб — 1500 человек. В 2006-м произошло заметное падение — до 1700 писем. Стали рассматривать, почему. Оказалось, что в 2005 году поступило около сотни жалоб военнослужащих на отсутствие положенного по закону перерасчета выплат. После того как в судебном порядке удалось урегулировать проблему, эта категория граждан больше не жаловалась.

Остается острой тема гражданства, отсюда и количество обращений по ней. При этом чаще просят помощи русскозычные жители стран СНГ, которые по логике закона имеют право на снисхождение при получении российского паспорта, но на практике сталкиваются со значительными трудностями.

Вот живой пример. В Буденновске сейчас живет 65-летняя Анна Васильченко — она родилась и выросла в России, затем много лет преподавала русский язык в Узбекистане, но в результате — после длительных нарушений ее прав, а затем и поступивших угроз — ей пришлось оттуда бежать. В федеральной миграционной службе, куда женщина обратилась за получением гражданства, от нее потребовали ехать обратно за документами, чтобы доказать свое право на жизнь в России. И это при том, что безопасность такой поездки была под очень большим вопросом. Нам удалось получить от управления федеральной миграционной службы справедливое решение. Но подобных случаев много, а добиваться правды часто приходится весьма долго.

Из позитивных тенденций хочется отметить уменьшение числа жалоб по решениям и приговорам судов, а также по неисполнениям судебных решений. Это самая многочисленная группа, и она сокращается — можно говорить, что суды, а также судебные приставы стали работать корректнее. Наряду с другими обстоятельствами такая статистика свидетельствует о том, что проводимая в последнее время работа по укреплению кадров судейских и прокурорских органов края и последовавшее затем усиление спроса с конкретных правоприменителей за законность и обоснованность действий уже дают позитивный результат. Замена прокурора края и председателя суда тоже пошла на пользу региону.

РГ: Однако из статистики обращений к уполномоченному можно увидеть и менее приятный тренд — количество жалоб на действия следственных органов и работников системы исполнения наказаний не уменьшается, а только растет…

Селюков: Действительно, на следователей и оперативных работников жители края жалуются все больше. На мой взгляд, всплеск недовольства может быть отчасти связан с выделением в отдельное ведомство следственного комитета — организационные перетряски привели к снижению качества работы. Хотя сама идея была правильной, независимость следствия от прокурора — вещь полезная.

Но сделано пока только полшага. Правозащитники всегда ставили вопрос о создании полностью независимого следственного комитета, аналогичного ФБР в Америке. Который должен работать не на борьбу с преступностью — этим занимаются органы внутренних дел, а на соблюдение базовых принципов правосудия — обеспечение честного и непредвзятого разбирательства. А если у нас остановятся на достигнутом, вполне может получиться, как в Казахстане, где аналогичное начинание сочли не оправдавшим надежд и вернули комитет обратно в состав прокуратуры.

Но в недостаточном качестве работы оперативников виноваты и более глубокие пороки системы. Может ли следователь искать истину, если он думает о том, что ему хочется побыстрее получить звание, нужно помещение, отпуск? Для него и проще, и удобнее сделать так, чтобы статистика раскрываемости выглядела красиво, а начальство было довольно. Обратите внимание — в ходе прокурорской проверки в прошлом году, которую инициировал новый прокурор края, было выявлено более тысячи укрытых преступлений.

Взять нашумевший случай с Димой Медковым. Его ведь назначили виновным в убийстве сестры только для того, чтобы отчитаться о раскрытом преступлении. Это было перед новым годом, когда местное начальство требовало любой ценой раскрыть «зависшие» тяжкие преступления, особенно убийства. И какой-то оперативный работник постарался — выбил из Димы показания. Причем сам Медков искренне полагал, что один раз оговорив себя, он потом сможет рассказать правду следователю, прокурору или судье. Но слушать его никто не захотел, хотя любому профессионалу при взгляде на материалы дело было понятно, что преступление не раскрыто. В итоге парень несколько лет провел на принудительном психиатрическом лечении, а на репутацию правоохранительных органов легло крупное пятно.

РГ: Сюда же, наверное, можно добавить и поступивший от ставропольца Василия Дегтярева вопрос об оценке действий правоохранительных органов в ситуации вокруг дела об убийстве студентов в начале июня прошлого года и последовавшего затем трехмесячного заключения под стражей Андрея Кейлина…

Селюков: К нам обращались и мать Андрея, и его адвокат. Произошло это на том этапе следствия, когда я еще не мог напрямую вмешиваться в ход дела. Но еще тогда я дал им ответ, в котором уведомил, что считаю арест Кейлина необоснованным и преждевременным, хотя бы потому, что предоставленное им алиби опровергнуто не было. Довольно скоро и пресса, и независимые наблюдатели поняли, что Кейлин невиновен. Не понимали этого только следователь с прокурором. И лишь через несколько месяцев они пришли к выводу, что дальше его держать под стражей незачем. Между тем то время, которое Андрей провел за решеткой, оказалось фактически потерянным для поиска настоящих убийц — ведь не секрет, что следователи, арестовавшие подозреваемого, практически всегда перестают разрабатывать другие версии события, концентрируясь на «раскалывании» того, кто у них уже есть.

После выхода Кейлина на свободу я предлагал его адвокату продолжить борьбу и добиться возмещения ущерба. Тогда они отказались, однако, как показывают последние события, связанные с подготовкой крупного иска по моральному вреду, идею на вооружение все же приняли.

РГ: Что же можно сделать, чтобы правоохранительная система стала более человечной?

Селюков: Готовый рецепт дать, наверное, невозможно. Ведь в работе органов заложено противоречие — с одной стороны, общество требует от них раскрытия всех преступлений, с другой — расследование должно осуществляться только в соответствии с процессуальным законодательством, где запрещено и физическое, и психологическое насилие, и обман подследственного. Конечно, при должном профессионализме можно успешно работать и в таких рамках. Но где взяться высокой квалификации, если будущие следователи во время учебы проходят практику, разнося повестки, вместо того чтобы разбирать дела. А на последнем совещании в краевой прокуратуре озвучены удручающие цифры — средний возраст прокурорского работника — 30 лет, средний возраст следователя — 25, то есть сложнейшие расследования вынуждены вести люди, не обладающие для этого должным опытом и уровнем знаний.

Начинать нужно с изменения служебных отношений внутри правоохранительных органов. Руководители должны четко дать понять сотрудникам, что липовые доказательства и сфабрикованные дела к карьерному росту и поощрениям их не приведут.

При этом необходимо реформирование и общественных структур, которые контролируют правоохранителей. В случае региональных уполномоченных по правам человека могло бы помочь создание общей вертикали омбудсменов с Владимиром Лукиным во главе — она помогла бы расширить наши возможности в части получения доступа к информации. Такая единая система могла бы стать альтернативой ныне существующей и, на мой взгляд, излишне политизированной правозащите. Кроме того, объединив усилия, можно будет слаженно и системно противостоять административному произволу.

Назар Яхимович

Российская газета (Северный Кавказ) от 15 февраля 2008 г.