№50 (812) от 14 декабря 2011 • Садовская Анастасия

Марина Зверева.

Прошло почти полтора месяца, как в Карелии наконец-то появился свой уполномоченный по правам ребенка. Им стала Марина Зверева, в прошлом – психолог, заместитель директора Детского дома №1 и, наконец, чиновник карельского Минобраза. Марина Зверева рассказала «Карельской Губернiи», что в первые дни новой должности она даже не успевала обедать: столько проблем на нее свалилось.

– Марина Михайловна, вы 16 лет отработали в Министерстве образования, а теперь вы – уполномоченный по правам ребенка Карелии. Вы сами изъявили желание занять этот пост?

– Нет. Я была в командировке, когда мне сообщили: общественные организации выдвинули меня на должность уполномоченного. Узнав, что мою кандидатуру утвердили, мне очень хотелось сказать общественникам: «Вы знаете, я тут подумала: пожалуй, откажусь». Но, естественно, я сдержалась: было стыдно отказываться, хотя сомнения все равно были. Во-первых, я не готовилась занять эту публичную должность, а всегда нужно четко понимать, куда ты идешь. Во-вторых, в то время я работала на госслужбе. Если бы меня повысили по моей вертикали, я бы даже не задумывалась. А здесь появлялись мысли – вдруг уполномоченный по правам ребенка должен быть совсем другим? Мне ответили: «Мы это уже обсуждали. Ты правильная кандидатура».

– С какими проблемами к вам обращаются люди?

– Когда я вступила в должность, проблем и жалоб, с которыми нужно было разбираться, стало в три раза больше. Меня назначили 20 октября, а 21-го начали раздаваться звонки, хотя самого постановления об утверждении меня в должности еще не было. Первые дни я даже не могли выйти пообедать. Людей волновали детские сады, вопросы трудоустройства детей-сирот, жильё для всех видов населения… Одна из самых страшных проблем, с которыми мы столкнулись за первые полтора месяца работы, – это раздельное воспитание ребенка.

– Вы имеете в виду дележ ребенка разведенными родителями?

– Да. Приведу один пример. После развода с женой мужчина пытался сделать все, чтобы забрать у нее ребенка. Он видел, что судебная практика такова: суд обычно встает на сторону того, кто сможет создать для сына хорошие условия. Раз жилье было в собственности у отца ребенка, он начал судебный процесс о выселении бывшей жены. Сейчас Жилищный кодекс очень четко защищает права собственника, и женщина, однажды вернувшись домой, увидела новую дверь с замком, к которому у нее не было ключей. Естественно, она ушла в съемное жилье. В это время отец подал иск, и к матери ребенка, которая к тому же лишилась работы, пришли органы опеки. «А, у вас нет квартиры в собственности? Еще и без работы? А у отца ребенка – четырехкомнатное жилье, компьютер, все условия». И сына отдают отцу.

– Вы как психолог чем объясняете его поведение?

– Цель у мужчины может быть одна – унизить женщину, удовлетворить свои амбиции. Мол, кто ты такая без меня? Вздумала от меня уйти? Так вот, ты осталась без жилья, работы, сейчас еще и без ребенка останешься. Человеку, который хочет своим детям только добра, этого не понять.

Суд устанавливает формальные рамки, и это, конечно, страшно. Мне приходится разъяснять людям, которые обращаются с подобными проблемами: ребенку нужны и мама, и папа. Я понимаю, что иногда бывает сложно сохранить хорошие отношения, но дети не должны становиться заложниками отношений.

– Почему сегодня вообще существует потребность в отдельном человеке, который будет заниматься исключительно проблемами детства?

– У уполномоченного по правам детей есть много рычагов, которые можно задействовать в своей работе. С одной стороны, у нас есть возможность приходить в любой орган государственной власти с проверками по выявлению нарушений прав ребенка. Если мы видим слабые места, то должны их «закрыть»: например, внести какой-либо законопроект в Законодательное собрание. С другой стороны, мы будем активно работать с общественностью, рассказывая гражданам и СМИ о насущных проблемах. К сожалению, не каждый орган исполнительной власти готов открыто рассказывать о «наболевшем». Мы сможем им в этом помочь.

– Теперь у вас как общественника и независимого эксперта могут быть конфликты интересов с бывшими коллегами-чиновниками?

– Сейчас у меня идет перестройка взаимоотношений с бывшими коллегами. Они понимают: меня не обмануть. Я знаю, где посмотреть необходимые документы и сумму финансирования. Мне никто не может отказать в запросе, потому что я составляю его профессионально. Вообще, к самому слову «чиновник» можно относиться по-разному. Раньше оно меня обижало, сейчас я не вижу в нем ничего плохого. По большому счету потому, что я на государственной должности работала так, как работал бы уполномоченный. Может, это пафосно звучит, но я всегда старалась помочь людям, которые ко мне приходили, и никогда не говорила, что их проблемы меня не касаются. Знаете, кто первым поздравил меня с вступлением в должность? Выпускник детского дома. Это очень приятно.

– Стиль работы Павла Астахова, уполномоченного по правам ребенка РФ, многие характеризуют исключительно как самопиар. Как вы считаете, должен ли уполномоченный постоянно быть на слуху у общественности?

– Имидж может быть разным. Когда Павел Астахов приезжал в Карелию в прошлом году, он не снискал поддержки у большинства населения, несмотря на то, что его команда проинспектировала органы государственной власти, а сам уполномоченный был достаточно строг к исполнению законодательства. Простые граждане были обижены, потому что некоторые упреки являлись безосновательными.

Пиариться можно еще и за счет деятельности. Когда я работала начальником отдела опеки, я даже не подозревала, сколько людей меня знает. А после назначения меня поздравляли незнакомые люди: депутаты, опекуны…

– Вы всегда хотели работать с детьми, заниматься проблемами детства?

– Наверное, есть вещи, которые подталкивают человека к этому. Когда я закончила психфак, меня пригласили работать в Детский дом №1. Почему я согласилась, не могу сказать. Но воспоминания остались очень приятные. Проблем в общении с детьми у меня никогда не возникало.

– В чём секрет?

– Ребенок в детском доме всегда чувствует, с чем ты пришел. Нельзя испытывать к нему жалость и в то же время отгораживаться от него глухой стенкой. Должна быть грань: не сострадать, а помогать и просто быть рядом с ними.

– Но соблюсти баланс сложно.

– Вовсе нет. Вы поставьте себя на их место. Чего бы вы хотели от взрослого?

Да, с некоторыми детьми в учреждениях действительно непросто. Но методы работы с ними могут быть разными. Например, когда я работала в детском доме, один мальчишка, очень сложный, постоянно хулиганил, раскидывал вещи, убегал из группы. Андрей чувствовал, что воспитатели настроены против него, и мы решили грамотно применять известные психологические методики. Так, он постоянно рвал пленку для теплицы, и все об этом прекрасно знали. Однажды я вызываю его и говорю: «Андрей, ты знаешь, у меня к тебе большущая просьба. Кто-то регулярно портит полиэтилен, на который мы тратим деньги, чтобы вырастить вам помидорчики и огурчики. Мы никак не можем его поймать. Поможешь нам поохранять теплицу?». Андрей согласился и начал сторожить ее от самого себя. Естественно, никто пленку больше не рвал.

На первый взгляд, это элементарные вещи, однако не все хотят их применять. Сегодня мне легко общаться с детьми в детских домах, потому что я знаю, что это такое. Никто не сможет меня упрекнуть, сказать: «Говорить-то все могут, попробуйте поработать сами».

– Ваш трудовой стаж работы с детьми – 22 года. Если бы вы писали книгу о своей работе, какой эпизод обязательно бы в нее включили?

– Первое, что вспоминается, – случай тех лет, когда я еще работала в детском доме. Как-то раз к нам определили двух девочек: одной четыре года, второй два. Мать – в психдиспансере, отец то ли бросил семью, то ли умер. Малышки зашли в группу, стоят на пороге и не знают, куда идти. Полностью беззащитные и одинокие. Сначала от жалости к ним у меня защемило сердце, но потом я поняла, что это неправильное чувство: прежде всего этим девочкам нужна забота. Так, незаметно для самой себя они стали «моими» детьми: я часто забирала сестричек к себе домой и ухаживала за ними. Однажды, когда я была в отпуске, мне позвонила директор детского дома: девочек удочеряли американцы, надо было попрощаться. Я пришла в группу, а они ринулись ко мне и шепчут: «Мамочка, а можно мы пойдем к другой маме? Ты не обидишься?». Отчеты усыновителей из Америки были хорошие, я следила.