— Насколько влиятельна фигура омбудсмена в Эстонии?

— Канцлер по правам человека назначается парламентом сроком на 7 лет и является абсолютно независимой фигурой. Он имеет право проверять деятельность любых государственных структур — прокуратуры, министерства внутренних дел… А вот чем он не может заниматься — так это политической деятельностью.
— Когда в России говорят о прибалтийских республиках, неизбежно заходит речь о нарушениях прав русскоязычного населения…
— Проблема русскоязычного населения действительно существует. У нас в стране насчитывается почти 100 тыс. лиц, не имеющих никакого гражданства — ни русского, ни эстонского. Но здесь следует учитывать и другие факторы. Во-первых, проблема эта зачастую искусственно раздувается. А во-вторых, положение в Эстонии заметно отличается от положения в Латвии. Побывавшие в прошлом году в нашей стране российские представители во главе с Олегом Мироновым признали, что с правами человека дела у нас обстоят не идеально, но в общем-то нормально. Для меня подобная оценка дорогого стоит.
— Вы много занимаетесь проблемами русскоязычного населения?
— У меня есть постоянное представительство в Нарве — районе, где количество русскоязычного населения наиболее значительно. Однако русскоязычное население — это не только русские, но и представители других национальных меньшинств. Кстати, нарвское представительство возглавляет белорус. Который, разумеется, отлично говорит по-русски.
— В России в районах компактного проживания национальных меньшинств им предоставляют национально-культурную автономию…
— Согласно конституции Эстония является унитарным государством, и ни о каких автономных районах здесь не может быть и речи. То, что возможно в такой большой стране, как Россия, вряд ли пригодно для такой маленькой республики, как Эстония.
— Однако любое демократическое государство должно хотя бы оказывать поддержку национальным меньшинствам в сохранении их культуры. Как, например, в Эстонии обстоят дела с теми же русскоязычными школами?
— Такие школы существуют и получают государственную поддержку, хотя предполагается, что к 2008 году их уже не останется. Но это не значит, что речь идет о целенаправленной борьбе с русским языком и русской культурой. Просто сегодня проблема заключается не в том, что русские не могут изучать свой язык. А в том, что многие из них, напротив, хотели бы ходить в эстонские школы, но не имеют такой возможности.
— Может ли человек, не владеющий эстонским языком, получить эстонское гражданство?
— Нет, не может. Он должен владеть языком хотя бы на минимальном уровне. Причем требования на экзаменах у нас гораздо менее строгие, нежели в той же Латвии.
— В чем разница в положении гражданина и лица, не имеющего гражданства?
— Неграждане не имеют права участвовать в выборах и быть избранными в парламент, занимать государственные должности, работать в сфере обслуживания — поскольку они просто не смогут полноценно обслуживать клиентов. Не могут они быть и врачами, поскольку врач, не говорящий по-эстонски, представляет потенциальную угрозу для пациентов. Однако на бытовом уровне разница в положении граждан и неграждан практически незаметна. Неграждане также участвуют в муниципальных выборах, занимаются бизнесом и получают соответствующие социальные пособия.
— Насколько эти пособия значительны?
— В понятие прав человека входит и право на получение помощи со стороны государства. В Эстонии разница в уровне жизни между богатыми и бедными менее заметна, чем в России. Но она существует и способствует сохранению определенной социальной напряженности в обществе. Именно поэтому недавно я добился того, чтобы пособие по безработице, которое раньше составляло 500 крон (1168 рублей. — Прим. ред.), было увеличено в полтора раза. Не всем чиновникам это понравилось. Многие говорили, что канцлер по правам человека влезает в политику. И все же это решение было утверждено парламентом в значительной степени благодаря поддержке общественности и средств массовой информации.
— То есть чиновники с вами считаются?
— Скажу так: не все они меня любят, но все уважают. Хотя дело здесь не столько в моих личных качествах, а в том, что сам институт омбудсмена изначально пользовался в Эстонии огромным авторитетом. Постоянный надзор за соблюдением прав человека необходим в любой стране, которая претендует на то, чтобы называться демократическим государством. И с гордостью могу сказать, что Эстония, несмотря на свою короткую историю, в этом отношении добилась многого. Не случайно при создании аналогичных структур в других странах часто обращаются к нашему опыту. Так, в прошлом году я был в Иордании, а затем в Турции, где пока не существует омбудсменов. Теперь вот делюсь опытом с чеченскими коллегами.
— Однако в Чечне несколько иные проблемы, чем в Эстонии…
— Еще раз хочу подчеркнуть, я не занимаюсь политикой, а в том, что касается защиты прав человека, круг обязанностей у нас одинаковый.

Дмитрий МИТЮРИН

//Невское время, 2005, 19 февраля